Сбежав по склону холма, Горан ввязался в самую гущу боя. В прыжке бросив гранату, он уничтожил активную группу охраны, а сам залёг у дороги. Едва автоматчики затихли, Горан, как бегун, выбрасывая ноги далеко вперёд, изо всех сил помчался к головной машине. Неожиданно полог одного из грузовиков откинулся и раздался выстрел. Пуля вошла Горану между лопаток. Сделав два шага, он уронил свой автомат и зарылся лицом в дорожную пыль. Прозвучал ещё один выстрел, и немец, с дыркой в виске, безвольно повис на досках кузова. Дед Вук опоздал на какие-то доли секунды. Наплевав на догорающий бой, старик побежал к Горану. Склонившись, Вук закрыл парню глаза и, обняв его, почти запел:

– Царица Небесная, почему Ты допускаешь, чтобы погибала соль земли нашей? Почему не забираешь меня? А какую свадьбу мы тебе, Горан, сыграли бы после войны! Скольких бы детишек ты родил и воспитал. Ты мне почти как сын… был. Вместо моего Младича.

Погрузив провиант и боеприпасы из грузовиков на подводы, партизанский обоз исчез в лесу. И в этот момент, смывая следы боя, небеса разверзлись и плотная стена дождя обрушилась на землю.

Спешно пройдя несколько километров от места операции, партизаны остановились, чтобы дать передышку лошадям да и самим перевести дух и покурить без опаски.

Все затянулись и замолчали. Через несколько минут, погасив окурок, старик неожиданно произнёс:

– Горана надо похоронить как героя, по-особому.

– Если в вишнёвом саду над Унацем? – серьёзно спросил Алексей.

– Вишня – это хорошо, это правильно. Каждую весну будет радостно лежать. Девушки, собирая вишню на вино, заведут свои песни, он и обрадуется. Хорошо будет, – сказал Вук и, не стыдясь своих слез, заплакал.

* * *

В конце совещания Верховного штаба Тито поставил точку в обсуждении дальнейших планов и перспектив партизанского сопротивления.

– Я думаю, что сегодняшний план мы примем как основное руководство к действию. Вопросы есть?

За всех ответил Александр Ранкович.

– Мы воюем на своей земле, и она даст нам силу!

Тут неприметный мужчина, который за все совещание не проронил ни слова, сделал едва заметное движение. Он вообще не любил много говорить, он умел внимательно смотреть, слушать и вовремя определять грозящую опасность. Таким был руководитель личной охраны Тито, Душан Глигорич. Тито тут же отреагировал:

– Какой вопрос у товарища Глигорича?

– Надо увеличить численность вашей личной охраны.

– Ты думаешь, что Гитлер сам примчится меня арестовывать? – под общий смех спросил своего охранника Тито. – Тогда мы его возьмём в плен! И война сразу закончится! – соратники снова засмеялись. – Я все-таки маршал, а не кисейная барышня! Или товарищ Глигорич предлагает мне скрываться, вместо того чтобы выполнять свою основную работу?

– Нет.

– Всё останется как прежде. Если у членов Верховного штаба больше нет вопросов, предлагаю окончить это совещание и приступить к выполнению наших решений, – подытожил Тито.

Возражать ему никто не стал, и все направились к выходу.

Уже в переходах между пещерами маршала настиг Винко Броз и тронул его за рукав. Тито обернулся.

– Что случилось, племянник?

– Мы настаиваем на увеличении охраны, дядя.

– Что, угроза так велика?

– Среди нас обнаружены агенты Михайловича и немцев, – тихо сказал Глигорич.

– А кто, черт побери, отвечает у нас за контрразведку?! – накинулся Тито. Вопрос руководителя был встречен всеобщим молчанием. – Надо связаться с Москвой, попросить помощи её контрразведки. Нас с русскими – двести миллионов, и нас никому не победить. Мы – самая реальная сила.

– Руководство такой силы нуждается в охране, – опять еле слышно произнёс главный телохранитель.

После несколько театральной паузы маршал выдал очередную многозначительную сентенцию, обращённую куда-то в пространство:

– Идти против мнения большинства глупо. Подыскивай, Душан, кандидатов.

* * *

В середине января сорок четвёртого года в кабинете рейсхканцелярии шло совещание штаба. Адъютант Гитлера оберштурмбанфюрер[7] СС Фриц Даргес докладывал первым лицам Германии о ситуации на Балканах.

Он важно водил указкой по огромной карте, которая закрывала три четверти массивного дубового стола. Кроме Гитлера на совещании присутствовали руководитель СС Генрих Гиммлер, командующий люфтваффе Герман Геринг, начальник государственной пропаганды Йозеф Геббельс, почётный обергруппенфюрер[8] CC Мартин Борман, шеф разведки адмирал Вильгельм Франц Канарис и ряд высших штабных офицеров.

Последние несколько месяцев понимая, что события развиваются не по его сценариям и что инициатива стремительно ускользает из рук, Гитлер становился всё более непредсказуемым, язвительным и истеричным.

– Разведка Южного фронта получила сведения, что Тито активизировал связь с Москвой, – продолжал Даргес. – Партизаны Тито запросили у русских специалистов по дешифровке, диверсионной деятельности и контрразведке. Аналитики предполагают, что югославы заподозрили у себя утечку информации. Пытаются обезопасить себя перед активными действиями.

– Это всё, что они просят у русских? – спросил Гитлер.

– Они просят увеличить поставки оружия, мин и взрывчатых веществ.

– И что большевики?

– Планируют проводить переброску силами военно-транспортной авиации, создав воздушный мост.

– Негодяи опять оживились?! Пусть этим займётся Геринг со своими хвалёными асами из люфтваффе! – усмиряя тик левой щеки, с раздражением прокричал Гитлер.

– Мой фюрер, доверьтесь моим пилотам, и небо над Балканами будет чистым. Мои лётчики не подведут!

– Если бы вы знали, Генрих, как мы на них надеемся! А что делают Черчилль и Рузвельт?

– Кроме налаживания контактов с Тито продолжают подкармливать отряды Михайловича.

– Фюрер, этого слесаря пора раздавить, – банально предложил Геринг.

– Герман, это большая политика! Лучше занимайтесь самолётами и вашими асами. Это получается у вас лучше. Как только красные приблизятся к южным рубежам, Балканы запылают в огне! Англичане с американцами вот-вот откроют Второй фронт, и Германия попадёт в чудовищные жернова, Герман! У нас уже не те силы, чтобы воевать на два фронта! И если нам в спину вонзит нож этот бывший австро-венгерский унтер-офицер Броз – случится катастрофа! А это недопустимо!

– Мой фюрер, если мне будет позволено сказать несколько слов… – вкрадчиво произнес Гиммлер. – Надо упредить партизан на Балканах, пока Москва не сделала Югославию своей опорой.